Корсаков поднял глаза. Возле скамейки, в распахнутом черном плаще, стоял магистр. Руки он держал в карманах и, наклонив голову, с интересом рассматривал девушку. Поодаль расположились фигуры охранников, соседние скамейки были пусты и даже прохожих на бульваре не наблюдалось.

— Добрый вечер, — Корсаков приподнял «стетсон», — и говорите тише, уважаемый Александр Сергеевич. Или как вас там. Она спит, — проговорил он с досадой. У него возникло неприятное чувство, что за ним подсматривали в самый неподходящий момент, — такта у вас ни на грош.

— Она не проснется, пока мы с вами не расстанемся, — усмехнулся магистр, — а такт — бесполезное понятие. Важен результат. Симпатичная девушка, — одобрительно сказал он.

— Это я и сам знаю.

— Вы позволите? — магистр присел на скамейку, отодвинув свернутые в рулон картины, — я вижу вы принесли свои полотна. Весьма похвально.

— Я еще не решил, продам ли я эти картины.

— От вашего решения зависит очень немного, Игорь Алексеевич. Не забывайтесь. Цену мы дадим хорошую, но не чрезмерную, хотя я понимаю ваше желание спустить с нас семь шкур, — в голосе магистра прозвучала насмешка.

Корсаков скрипнул зубами.

— Черт с вами, забирайте.

— Вот это другое дело. Где карты?

Осторожно, чтобы не потревожить спящую девушку, Корсаков полез в карман, вынул карты. Странно, все напасти, которые обрушились на него в последнее время были связаны с этой колодой, но расставаться с ней почему-то не хотелось.

Нехотя, он протянул карты магистру. Тот взял колоду, подержал в руке, будто взвешивая, потом достал футляр, спрятал в него карты и убрал в карман плаща.

— Что, и проверять не будете? — спросил Корсаков, — а вдруг это подделка?

— Я еще не разучился отличать настоящее от подделки, — скривив губы произнес магистр.

Корсаков огляделся. Охранники застыли неподвижными изваяниями, словно отгораживая непроницаемым кругом скамью, на которой они сидели, от остального мира. Игорю стало не по себе.

— Война закончена? Вы победили, враги повержены, и что дальше? Подарите мне вечный покой или превратите в растение?

Магистр чуть повернулся на скамье, посмотрел ему в лицо.

— Война окончена для вас, Игорь Алексеевич, а для нас она не кончается никогда. Вы больше не интересны нашим оппонентам, вы вышли из игры. Мстить они не будут — у нас это не принято.

— Приятно слышать, — проворчал Корсаков, — а то в последнее время меня пытались загрызть, насадить на копье, проткнуть ржавой косой. Знаете, для меня это чересчур. Чуть машиной не переехали и если бы не случайный прохожий…

— Вы уверены, что это был случайный прохожий? В конце концов жаловаться вам не на что — мы парировали все удары, хоть это и стоило нам весьма дорого.

— Надеюсь не дороже обладания картами?

— Не дороже, — задумчиво кивнул магистр. — Вы знаете, из вас вышел бы прекрасный сдающий. Один случайный расклад и смешались карты всех Могущественных, а вы ведь даже не ведали, что творите. Результат вы имеете удовольствие наблюдать. Второй расклад — и даже я не могу ничего изменить. Вернее, не хочу.

— И что теперь будет?

Магистр улыбнулся и впервые у него получилась обычная человеческая улыбка. Ну, почти человеческая.

— Только то, что загадала ваша девчонка. Подробности можете узнать у нее. Если откровенно, нам изрядно надоели ваши мятущиеся души, путешествующие сквозь время. В каждом поколении вы с ней встречаетесь и так или иначе вносите разлад в нормальный ход событий. Вы хоть понимаете, что не случайно встретили эту девушку?

— Ну…

— Где уж вам, — магистр махнул рукой, — впрочем, господин Корсаков, вы еще можете изменить свою судьбу, так же, как и судьбу ваших потомков, — он достал из кармана фляжку в кожаном чехле, не спеша отвинтил крышку. В воздухе разнесся аромат старинного коньяка, — одни глоток — и судьба переменится. Не будет лучше или хуже, будет иначе.

— Вы похожи сейчас на змея-искусителя, — сказал Корсаков, — «скушай, деточка, яблочко». Только мы не в райском саду, а я вряд ли подхожу на роль Евы. К тому же у меня есть сильное подозрение, что это яд.

— А вдруг противоядие? Вспомните коньяк, что поднесли вам при нашей встрече. Может, это в нем был яд? Яд, который вступает в силу при свете луны между полуночью и часом ночи? Поверьте, такое зелье может изготовить любая полуграмотная деревенская ведьма. Подумайте, до полуночи не так уж и долго.

Корсаков отрицательно покачал головой.

— Я не хочу ничего менять. К тому же недавно я слышал фразу: потребно пролить реки крови, чтобы изменить предначертанное. Я на это пойти не могу.

— Я так и знал, — кивнул магистр, — хотя и надеялся на другое решение. Жаль, один глоток и вы бы стали одним из нас, — он медленно наклонил флягу. Темная жидкость, булькая, потекла на землю.

Магистр поднялся, фигуры охранников пришли в движение, сужая круг.

— Хочу надеяться, что больше вы не вмешаетесь в наши дела и эта встреча последняя, — сказал он и пошел прочь.

— А я так просто молюсь об этом, — тихо сказал Корсаков, глядя ему вслед.

Удаляющаяся по бульвару в окружении охранников высокая фигура магистра, в длинном плаще с развевающимися полами, казалась черным ангелом, шествующим по земле во главе своего сумрачного войска.

Зашевелилась во сне Анюта, Корсаков замер — будить девушку не хотелось. Луна поднялась над бульваром круглая, в темных пятнах и была похожа на забытую на кухонном столе грязную тарелку. Ее желтый свет как будто приглушил свет фонарей и даже кинжальные лучи прожекторов, бьющие в небо возле Храма Христа Спасителя, исчезли в ее сиянии.

Игорь взглянул на часы. До полуночи оставалось всего несколько минут. Жизнь или смерть? Нет, не так. Любовь или бессмертие?

— Ну что ж, пришло время узнать, что было в бокале: яд или противоядие, — прошептал он,

Закрыв глаза Корсаков поднял лицо, подставляя его лунному свету.

ВРАТА АТЛАНТИДЫ

Глава 1

Он парил над узким перешейком, разделяющим исходящую смрадными испарениями трясину. Слева к перешейку подходила холмистая равнина, покрытая чахлым кустарником, справа почти вплотную к болоту подступали горы, вершины которых прятались в грязно-желтых, будто подсвеченных изнутри облаках. Две армии втягивались на перешеек, и он ясно видел, что они сойдутся на середине узкой полоски земли, как две реки, стремящиеся объединиться в одно русло. Справа надвигалась стена рослых воинов. Светлые, будто полинявшие длинные волосы падали на плечи, тусклые глаза с яростью взирали на врагов, свет играл на бледных, едва прикрытых мускулистых телах, блестевших от пота. Короткими мечами они били в круглые металлические щиты, отбивая такт шагам.

Навстречу им, с равнины, катилась армия смуглых бойцов. Вздымая над головами боевые топоры и шипастые палицы, они надвигались, подобно гонимому по степи пожару. Такие же мускулистые и полуголые, облаченные в минимум доспехов, они казались полной противоположностью своим противникам: темные волосы накрывали покатые лбы; из-под кустистых бровей горели злобой угольно-черные глаза; выпирающие вперед клыки раздвигали тонкие губы, отчего казалось, что они постоянно скалятся то ли в надежде устрашить противника, то ли в природной ярости. Сутулые, с длинными руками, покрытые жестким коротким волосом, они напоминали бы животных, не будь у них в руках оружия.

Общей у врагов была только ненависть, гнавшая их навстречу друг другу.

Они должны были сойтись на середине перешейка, в самом узком месте, сжатом смрадным болотом. Обломки костей, покрывавшие перешеек и белеющие сквозь болотную воду, показывали, что сражались за этот узкий проход через топь не в первый раз.

Словно два потока устремились на перешеек: светлый сбегал с гор; темный, струясь по равнине, рвался навстречу. Мерный рокот тысяч шагов звучал, как далекие боевые барабаны, зовущие к битве.